По инициативе проекта «Ионы Скулачева» и фармацевтической компании «Митотех» в Москву приглашен лауреат Нобелевской премии биохимик Аарон Чехановер. Цель визита — сделать доклад на тему «Будем ли мы лечить все болезни?», а также оформить трудовые отношения с МГУ им. М.В. Ломоносова, где он займет должность профессора факультета биоинженерии и биоинформатики. Такое предложение ученый получил непосредственно от декана факультета, академика Владимира Скулачева. Аарон Чехановер член Российской академии наук, так что Россия для нобелевского лауреата стала второй родиной. А у студентов МГУ появилась возможность слушать его блестящие лекции Размышления на тему возможного лечения всего комплекса недугов, нередко скрытых от самого пациента, любимая тема нобелевского лауреата, с которой он выступает. Он не первый ученый, позиционирующий целостность организма человека, где все органы или системы тесно взаимосвязаны, переплетены между собой, и рассматривать какое-то одно «больное место» как единственную причину недуга по меньшей мере неправильно. Аарон Чехановер развивает эту здравую мысль вслед за Гиппократом, древними китайскими целителями и русским врачом Петром Боткиным, которые каждый по-своему также провозглашали узость и неверность симптоматического лечения болезней и призывали врачевать не отдельный недуг, а всего человека, воздействуя не на симптом, а на причину болезни.
Однако подход к выявлению таких причин у Чехано-вера принципиально иной, чем был в древние времена и более века назад, когда благодаря пытливому уму Петра Боткина в нашей стране зарождались основы клинической медицины. Разумеется, большую роль здесь играет стремительное развитие биоинженерии и биотехнологий, позволяющих выявить, например, тесную связь между воспалительными процессами в организме и раком, который уже не считается таким загадочным недугом, как раньше. По словам Аарона Чехановера, сегодня уже не откровение то, что хронические воспаления ведут к раку прямой кишки, желудочно-кишечного тракта, груди и другим видам рака, и поэтому профилактический прием противовоспалительных средств, таких, как, например, как обычный аспирин, снизит риск возникновения рака. Благодаря экспериментам, проведенным в стенах Хайфского университета, где работает Чехановер, связь между злокачественным поражением желудка и хроническим воспалением полностью доказана. С тех пор нобелевский лауреат каждый день принимает 20 мг аспирина, как и многие его коллеги, уверенные в том, что это поможет им в будущем избежать рака. Так что аспирин — это не только лекарство, но и прекрасное профилактическое средство от одного из самых грозных недугов человечества.
Разумеется, на пути ученых стоит ряд непростых проблем. Многие метаболические болезни мультигенные, т.е. вызываются многими мутациями: скажем, развитие шизофрении или диабета обусловлено рядом мутаций в различных генах. Чтобы понять суть этих изменений, надо выделить все эти гены и выяснить, как они взаимодействуют. Наиболее обременительная проблема для медицины — злокачественность, которая характеризуется геномной нестабильностью. Это большая проблема: доктор начинает лечить пациента, и он сначала отвечает на лечение, опухоль уменьшается, но потом болезнь возвращается. Почему такое происходит? Потому, что появляются новые мутации — в случае рака геном нестабилен, и стабилизировать его пока невозможно. Врачам остается следовать за пациентом во время всей болезни: недостаточно один раз его пролечить, выработать какую-то схему и ей следовать — патогенез меняется в зависимости от течения этого коварного недуга.
Вторая проблема связана с тем, что проверить эффективность того или иного препарата бывает непросто. Эксперименты на людях очень дороги и сложны, а эксперименты на животных не всегда дают четкую картину действия препарата. Скажем, как мы можем увидеть депрессию у мыши? Или определить функционирование памяти у животных? Известно, что лечить рак у мышей довольно просто, а у людей трудно. Почему? Геном у человека меняется более изощренно. Иначе говоря, это разные вещи — опыты на животных и на людях, поскольку они имеют различный клинический репертуар.Третья проблема связана с внедрением новых лекарств, порой очень эффективных, но имеющих неожиданные, иногда отдаленные побочные эффекты. Так, в США не так давно разразился крупный скандал, когда одна из фармацевтических компаний внедрила на рынок новое средство от депрессии, в результате применения которого у нескольких пациентов случились сердечные приступы. Оказалось, что об этом побочном эффекте сотрудники компании-производителя либо не знали, либо сознательно умалчивали. В результате препараты из всех аптек были изъяты, фармкомпании пришлось заплатить $550 млн в досудебном порядке людям, пострадавшим от приема этих средств, потому что если бы дело дошло до суда, это стоило бы им около $2 млрд. Деятельность фармкомпаний должна быть честной и прозрачной. Существующий сегодня конфликт между наукой и фармацевтической промышленностью, которой нужны прибыли от продажи препаратов, должен быть решен в пользу пациента.Существуют и этические проблемы, связанные с возможностями новой медицины. Скажем, вы пришли к врачу, и в результате молекулярной диагностики у вас выявили геномную мутацию, а это означает, что через несколько лет у вас будет рак. А вы ничего об этом не знали. Что должен делать врач? Должен ли он сказать об этом пациенту, и если да, то, что пациент будет делать с этой информацией? Можно ли это предотвратить? Или, возможно, ему надо пойти в страховую компанию и сказать: «Я скоро умру, увеличьте мне стоимость страхового возмещения». А что если в компании вообще отменят страховку?
Аарон Чехановер приводит наглядный пример, работающий уже сегодня, но не имеющий четкой схемы разрешения. Женщина с раком груди прошла через оперативное вмешательство, химиотерапию, после чего ей сделали молекулярное обследование и выяснили, что у нее есть мутация, которая ведет к раку яичников. Этот ген сейчас известен. Врач говорит, что рак яичников, в отличие от рака груди, неизлечим. Кроме того, у нее есть еще одна грудь, что также может привести к возвращению болезни. Что делать бедной женщине? Допустим, она говорит: «Мне 50 лет, у меня три взрослые дочери и муж, который все понимает. Давайте отрежем мне вторую грудь и удалим оба яичника, тогда я буду совсем здоровой». Станет ли это решением проблемы? И да, и нет, потому что у нее есть три дочери, каждая из которых могла унаследовать мутирующий ген от матери, а им еще рожать. Надо ли сообщить им об этом? Надо ли провести им анализ ДНК, и что делать с результатом анализа? Неужели надо удалить им грудь и оба яичника? Но как им жить дальше? Или жить как ни в чем не бывало, хотя врач будет знать, что это тикающая бомба, которая в любой момент может развиться в опухоль? Только сейчас мы начинаем думать об этих проблемах, и необходимость их решать своеобразная плата за те удивительные возможности, которые дает нам фантастически точная персональная медицина.
Каково же решение этой непростой проблемы? Мы должны понимать, зачем, с какой мы целью сообщаем пациенту его диагноз. «Если мы можем помочь, то должны сообщать, а если нет, то зачем?», — рассуждает Чехановер. При этом всегда надо понимать, что эта информация собственность не врача, а пациента, поэтому Аарон и его коллеги приняли решение: всех своих клиентов перед обследованием они спрашивают: «Хотите ли вы знать обо всем, что бы мы у вас ни обнаружили?» Этот хитрый шаг позволяет разделить ответственность с пациентом. Но самое главное, что, по мнению Чехановера, всегда должен помнить врач, так это то, что медицина — не бизнес, а наука о человеке, и главная задача здесь — помочь человеку, если есть такая возможность. Сегодня таких возможностей все больше, но и ответственность растет.
Как подчеркивает и сам ученый, у всех лекарств кроме положительных эффектов зачастую есть побочные. При появлении множества средств, специализированных под каждый отдельный тип определенных болезней, нет ли риска многократно увеличить и разнообразие побочных эффектов? Наоборот, полагает нобелевский лауреат, и в этом особенность персонализированной медицины. Скажем, имеется прекрасное противовоспалительное средство, помогающее в 99,95% случаев, а в 0,05% оно приводит к инфаркту миокарда. С учетом такого крошечного процента людей, которым данное лекарство противопоказано, оно в обязательном порядке запрещается и изымается из аптек, что нередко и происходит. В данный момент в «старой» медицине невозможно заранее предсказать, кому лекарство поможет, на кого не подействует, а кому повредит. Выясняется это, как и в XIX в., опытным путем, который чреват вышеописанными случаями. Персонализированная же медицина, основанная на полной расшифровке ДНК каждого пациента, позволит избежать таких случаев. Пациент, у которого то самое противовоспалительное средство вызвало бы инфаркт, получает возможность узнать об этом заранее и не принимает это лекарство, а может воспользоваться менее эффективным, но более безопасным для него лично ибупрофеном.
Пока что мы находимся в каменном веке, однако через несколько лет, уверен Аарон Чехановер, медицина сможет обнаруживать заболевания, о которых мы не имеем никакого представления и которые могут проявиться через десять и даже 20 лет. Их, безусловно, можно будет предотвратить. «Я оптимист и считаю, что если мы обнаружим мутацию лимфоцитов, ведущую к лейкемии, то от нее существуют препараты, а значит, болезни можно с их помощью избежать, — говорит Чехановер. — В будущем мы сможем вмешиваться в поврежденный геном и исправлять мутации. В этом одна из главных особенностей грядущей медицины: врач будет работать со здоровыми людьми чаще, чем с больными, и больной человек станет большой редкостью, как сейчас какое-нибудь экзотическое животное». У обывателей, читающих про такого рода вещи, сам собой напрашивается вопрос: не чувствуют ли ученые, пытающиеся «поправить» геном, святая святых таинства человеческого, что грубо вмешиваются в замысел Творца? Нет ли здесь своего рода греха, который приведет к самым неожиданным и трагическим последствиям? На этот вопрос Аарон Чехановер отвечает с жизнерадостной улыбкой: «Я ученый, а значит действую в интересах пациента. Бог находится в моей душе, а не только сверху, и это нисколько не мешает моей научной работе. Наоборот, помогает, поскольку я помогаю людям избежать тяжелых заболеваний. Бог меня не ограничивает в познании мира ведь Он создал меня разумным существом!»